Сегодня мы читаем о войне. И стар, и мал войну хлебал
Статья, посвященная труженикам тыла, Раисы Павловны Мезенцевой (с. Криулино). 2020 год.
Любая война не оставляет в покое ни старого, ни малого. Даже в тылу достает своими гримасами. Для них, малосильных, она устраивает жизненные испытания, психологические драмы.
Труженикам тыла посвящается…
Проснулась Танюшка от утренней свежести, которая упорно пролазила под куцую лапотинку. Как не старалась девчонка, свернувшись калачиком, сохранить тепло, холод окончательно разбудил ее.
Дедка Филиппа в шалаше уже не было. Его лежанка – овечий драный тулуп – была свернута в углу. Не слышно было старческого кашля и возле шалаша. Знать, правда, ушел спозаранку в деревню, как накануне говорил Танюшке. Хотел полечить хворобу в баньке, да беспокоился еще, что от сына с фронта долго писем нет. Авось, в то время, пока сторожил здесь, на полевом стане зерно, и пришла весточка.
В общем, еще с вечера, у потухающего костра, он растолковал Танюшке, что сбродит в деревню, от которой от Гостевой, глухого лесного угла, верст десять.
- Ну, а ты, мабутъ, Танюха, одна день-то посторожишь. Рожь-то повороши, а то греется, зараза. Бригадир как бы не придрался... Ну, а вечером, коль
захочешь, тебя на ночку отпущу, к мамке.
Не хотелось оставаться Танюшке на стане одной, но смолчала. Тем более, что предложение дедка Филиппа побывать хоть ночку дома ей понравилось. Дежурит она на Гостевой уже вторую неделю, соскучилась по своей, шумной от ребячьего гомона избе, по той же горячей похлебке. Хоть и не ахти какая она густа да навариста, а все же из материнских рук кажется сытнее.
Танюшка, кажется, и не помнит, когда ощущала себя сытой. Хотя мать изо всех сил пытается изо всех сил накормить чем-нибудь ораву. Знают детишки сладковатый вкус лебеды, конопли в лепешках. Да и драники из мерзлой картошки по весне ребятишки в их семье за обе щеки уплетают- голодный желудок просит пищи! Есть, конечно, корова-кормилица, но молоко перепадает в основном младшим – десять сестер и братьев у Татьяны. Сестра Анютка, например, совсем еще крошка, перед самой войной родилась.
Поэтому Таня - второй по счету ребенок в семье, которой нынче пошел пятнадцатый годок – считается взрослой. И когда отца Платона Ивановича призвали на войну, вопрос: кому зарабатывать трудодни в колхозе - не стоял. «Хоть не успела ты, Татьяна, семилетку закончить, а кому-то семью поднимать надо!», - сказал отец.
Надо так надо. Жаль, конечно, Танюшке бросать учебу, легко она ей давалась, но не приучена перечить - отец семью, ох, строго держал! Вот и оказалась девчонка с прошлого года в колхозницы записанной, а нынешней осенью отправили ее с дедком Филиппом хлеб в ворохах сторожить.
Зерно было ссыпано прямо на опушке леса по той причине, что
успевали его колхозники вывозить с дальних полей в амбары. Ведь лошаденки, что получше, почти с первых дней войны были мобилизованы для нужд армии, а те, что остались, либо были очень стары, либо еще не обученный молодняк. Подвод для перевозки урожая тоже не хватало, а единственную полуторку в колхозе берегли пуще, чем коняг.
Танюшка, поеживаясь от холода, вылезла из-под мешковины, закрывающей отверстие в шалаш. Осенние утренники с каждым днем становились продолжительнее, а леса, что раскинулись вблизи Мохового болота, заметно прозрачнее. Деревья и кусты торопливо сбрасывали с себя последнюю листву.
- Коль утренник, значит, дождя не будет, - вслух сказала себе Танюшка, деловито стягивая с ворохов ржи мокрый и тяжелый от утренней сырости брезент, - пусть проветривается зерно, потом поворошу.
Костер дед Филипп не разжигал сегодня, как делал обычно. Видно, очень торопился в деревню. Танюшка собрала мокроватые сучки в кучку, принесла соломы, чиркнула спичкой. Вскоре тепло от костерка стало мало-помалу согревать ее худенькое тело, облаченное в старую отцовскую фуфайку. Налив из деревянной бочки в закопчённый котелок воды, повесила его над пламенем – это будет чай, правда без сахара, зато с морковными паренками.
Скудную ее трапезу прервало появление неподалеку от шалаша серой
собаки.
- Откуда она здесь, голодная, поди, - подумала Таня, решив поделиться с неожиданной гостьей черствым куском.
Но тут со стороны Мохового болота показались еще серые тени. Шли они гуськом, друг за другом. «Два, три, четыре!», - машинально считала их девчонка, уже догадываясь, что встреча с этими «собаками» для нее, одинокой и слабой, здесь, в этой глуши, может кончиться ужасно. Волки!
В войну шли они, согнанные со своих территорий, многочисленными стаями на Урал. Да и местные особи спокойно размножались, уничтожать их было некому. Все мужчины-охотники были на фронте, стреляли другую «дичь». Ну а серые хищники вольготно разгуливали повсюду.
В деревне рассказывали, как тетку Авдотью волки загнали на березу, где она просидела почти сутки, окруженная голодными зверюгами. С тех пор, с сильного перепугу, говорят, она враз поседела и стали расти у Авдотьи усы. Вроде и смешно в это было верить ребятишкам, но в то же время и жутковато: на усатую тетку они бегали смотреть. Как, впрочем, бегали смотреть и на жеребенка, разорванного волками за околицей. Танюшка ходила туда вместе с народом, запомнились ей страшные раны на брюхе бедного животного, из которого вывалились кроваво-синие внутренности.
Все виденное и слышанное о волках мелькнуло сейчас в ее голове. Танюшка вскочила на ноги: «Батюшки, что делать?!» Взгляд упал на головешку, торчащую одним концом из костра. Схватив ее, Татьяна неожиданно для себя громко закричала, размахивая над головой своим ненадежным оружием: «Пошли вон, гады! Прочь отсюда!»
Лишь один из семерки волков среагировал на ее вопли - оглянулся, и, прихрамывая на заднюю ногу, потрусил в чащу – видно, пуган кем-то был раньше, или подстреленный. Остальные, как бы испытывая девчонку на стойкость, прошли мимо шалаша в пяти метрах. Вожак приостановился, посмотрел, оскалившись, на Танюшку холодным взглядом, и не спеша двинулся дальше.
Весь остаток дня молоденькая сторожиха была сама не своя. Все ей казалось, что из-за деревьев вот-вот появится стая волков. Поможет ли тут шалаш, сооруженный из веток ольхи на скорую руку? Единственное спасенье – поддерживать костер. Волки, Танюшка знала, огня боятся. Но кончится запас сучков, надо идти за ними в лес, а как? И когда же придет дед Филипп?
Он появился на стане в сумерках. Немного был под хмельком и довольный: пришло, наконец, с фронта письмо от сына, сообщает, что ранен, лежит в госпитале. Вот на радостях, что сын живой, и глотнул дед Филипп бражки, старуха расщедрилась.
- Ну, че, Танюха, пойдешь домой али нет? – заговорил он с притихшей от дневных переживаний напарницей. – Видел я твою маманю Марию Андреевну, бачил, чтобы тебя ждала. А завтра подводы обещали за зерном, так вернешься с ними… Ну че, пойдешь?- с лукавинкой взглянул он на девчонку.- Али передумала?
- Пойду, дедка! - проговорила Татьяна, решительно подвязываясь наглухо, по-бабьи, большим платком. После испытанных страхов казалась ей родная тесноватая изба настоящим островком уюта и спокойствия. - Часа за полтора добегу до слободы, а завтра, верно, с подводами приеду.
- Ну, с богом! – кашлянул вслед дедок.
Из Гостевой дорога шла почти везде полями, которые как бы раздвигали кромки леса в стороны. Лишь в нескольких местах лесная чаща жалась к самой дороге. Места эти были мрачными даже днем, и вечно непросыхаемыми. Не любили колхозники такие урманы, чертыхались, вытаскивая из глинистого месива подводы. Бабы в войну на таких дорогах наживали себе грыжи и надрывали глотки, крича на изможденных лошаденок.
Один из таких урманов был в километре от полевого стана. Таня, мечтая
скоро оказаться дома за общим столом со всеми ребятишками, бодро шла по
дороге, еще виднеющейся при быстро спускающихся на землю сумерках. Но, войдя в чащобу, где было уже темно, она за одним из деревьев приметила
две звездочки, которые, неярко померцав, вдруг сдвинулись с места и исчезли. А
вон еще две. И там - тоже... Неужели?..
Татьяне от волнения стало как-то враз жарко. Она сдвинула с головы
толстую шаль. И сразу ее ушам послышался не только тревожный шелест сухой,
осенней листвы, но и тонкий, какой-то тоскливый волчий вой, звучащий где-то
в стороне. Ему ответил второй, более басовитый. Затем... Дослушивать
хор Таня не стала - не помня себя, опрометью бросилась из чащи назад. Да упала, зацепившись в темноте за что-то кирзовыми тяжелыми сапогами, и оцарапала
щеку.
... Лежа в шалаше, как тумане, слушала она потом виноватый голос деда Филиппа.
- Я знал, девонька, что они тебя могут встретить, видел их. Да, думал, уйдут от дороги-то… Охота мне было, чтобы ты дома побывала, вон ведь измызгана вся, да худа- глаза одни… Вот хрыч старый, пошутковал, напугал девку, - корил себя дедок, укрывая Танюшку тулупом. - Ты уж прости. Волки-то, Танюха, по осени сытые, на людей не кидаются. Но оно, конечно, страшно... На-ко тебе шанежку, бабка испекла, да чайку попей – полегчает. А завтра передам бригадиру, коли за зерном приедут, чтобы тебе в деревне работу подыскал. Не дело это – девчонке в лесу-то жить!
Вскоре, действительно, перевели Таню работать в деревню на склады: дедка Филипп уговорил бригадира. Здесь вместе с другими девками и бабами латала она мешки для зерна, грузила его, сушила. Молча выполняла любую, подчас и непосильную работу.
А дед Филипп долго еще, пока не перевезли со полевого стана последнее зерно, сторожил его. И, видно, окончательно простыл там, в продаваемом всеми ветрами, шалаше. Сразу после возвращения со стана слег в постель... Через месяц деревня, измученная тяжкой работой и бабьим воем над похоронками, как-то незаметно схоронила его.
***
На следующую осень Татьяна сама напросилась сторожить неубранные с полей вороха зерна, собрав бригаду из подростков. Дежурили ночами по 3-4 человека, ездили сменять друг друга на телеге. Чтобы не так страшно было, проезжали глухие урманы с шумом, с песнями и… погромче бренча коровьим боталом. Казалось, что от такого гомона все волчьи стаи должны в панике разбежаться. Да и вспоминала Татьяна слова дедка Филиппа: «Осенью волки сытые…»
Примечание.
В рассказе использованы реальные события военного времени, в котором жили труженики тыла, среди них жительница г. Красноуфимска моя мама Изюрова Татьяна Платоновна, которая и рассказала эту историю, где сохранена самобытность речи.
Источник:
Мезенцева, Р. П. / И стар, и мал войну хлебал / Р. П. Мезенцева. – Текст : непосредственный // Память пылающих лет : историко-литературный альманах авторов Красноуфимского района / редколлегия : Р.В. Родионов [и др.] ; Красноуфимская Центральная районная библиотека – структурное подразделения МБУК «Центр по культуре, народному творчеству и библиотечному обслуживанию». – Красноуфимск, 2019-2020. – Вып.7. – С.137 – 143.
